Темный еловый лес стоял, нахмурившись, по обоим берегам скованной льдом реки. Недавно пронесшийся ветер  сорвал с деревьев белый покров инея, и они, черные, зловещие, клонились друг  к другу в надвигающихся сумерках. Глубокое безмолвие  царило  вокруг.  Весь этот край,  лишенный признаков жизни  с  ее движением, был так пустынен  и  холоден, что дух,  витающий над ним,  нельзя было назвать даже духом  скорби. Смех,  но смех  страшнее  скорби,  слышался здесь  --  смех  безрадостный, точно улыбка  сфинкса, смех, леденящий  своим бездушием, как стужа.  Это извечная  мудрость --  властная, вознесенная  над миром -- смеялась, видя тщету жизни, тщету  борьбы. Это была глушь -- дикая, оледеневшая до самого сердца Северная глушь.